Шибуми - Страница 53

Пробыв под землей лишь час, Николай понял, что этот спорт создан для него. Тело его, гибкое и жилистое, точно самой природой предназначалось для скольжения по узким подземным лазам. Быстрые и четкие расчеты способа продвижения созвучны были той тренировке ума на изворотливость в поисках наилучшего выхода, которую дала ему игра в го. Опасность влекла и манила Николая. Он никогда не смог бы стать альпинистом; публичная, показная храбрость оскорбляла его шибуми, его сдержанное, но глубокое чувство собственного достоинства. Однако минуты риска и отваги, пережитые им в земных глубинах, оставались его личным делом, очень внутренним, тихим, не видимым никому; и был во всем этом острый и пряный привкус древнего, первобытного, животного страха. Когда человек спускается по отвесному, вертикальному стволу шахты, его пронизывает дрожь восторга и в то же время охватывает страх перед падением, страх, изначально присущий всем бескрылым существам и еще более обостренный от сознания, что падать придется в черную бездонную пустоту, а не в живописный зеленый простор, который видит под собой альпинист, взбирающийся по горному склону. В пещерах царят сырость и вечный промозглый холод, с незапамятных времен внушавшие человеку ужас и тем более опасные для спортсмена, спускающегося в самую глубь земли, поскольку гипотермия зачастую является причиной тяжелейших несчастных случаев и следующих за ними увечий. Здесь, в толщах гранита, в человеке возрождается первобытная, присущая зверю, боязнь темноты, этой нескончаемой, непроницаемо черной, беспросветной тьмы. В мозгу его бьется вечная, неотступная мысль о возможности потерять дорогу в этих лабиринтах, в сплетении узких, как щели, коридоров, когда ползешь в непроглядном мраке, так плотно прижавшись животом к камню, что нечего и думать о том, чтобы вернуться назад, ведь человек – не змея и не гуттаперчевая кукла, и кости, соединяющие его члены, не позволят телу изогнуться более, чем предусмотрено природой. Подпочвенные воды, обрушившись в узкие полости и проходы, вмиг могут заполнить их, не оставляя человеку даже нескольких минут на то, чтобы осмотреться и отыскать путь к спасению. Спелеолога ни на секунду не покидает сознание того, что прямо над ним, в то время как он ползком пробирается по тесному стволу естественной штольни, нависают тысячи тонн гранита, которые когда-нибудь неизбежно должны подчиниться закону земного притяжения и рухнуть, расплющив его дрожащую плоть.

Короче, для Николая спелеология стала лучшим видом спорта.

Борьба с самим собой влекла его, приятно возбуждала, пьянила. Он наслаждался, противопоставляя силу своего разума грозным опасностям, таящимся в глубинах косной материи. Главные союзники и помощник спелеолога – ясная логика и четкое планирование своих действий. Главные враги – воображение и приступы паники. Тому, кто спускается в темные недра земли, легко испугаться и очень трудно проявить смелость и отвагу, ведь он там один, его никто не видит, никто не станет ни критиковать его, ни хвалить, никто не оценит его героизма. Николай получал удовольствие и от борьбы со своими противниками и от тех объемов, в которых он с ними сражался. Ему доставляла наслаждение сама мысль о том, что большинство его врагов находятся не вне, а внутри него, и победы его не видимы никому.

И была еще одна, совсем особенная радость, восхитительная и ни с чем не сравнимая, – подниматься обратно на поверхность земли. Обычные, ничем не примечательные вещи начинали играть яркими красками, приобретали сочные цвета и становились по-новому важными и ценными после нескольких часов, проведенных в глубоком мраке во чреве земли, особенно если спуск был опасным и удалось одержать победу только благодаря своему ловкому и гибкому телу.

Воздух тогда казался необыкновенно душистым и сладким, он вливался в грудь большими, чистыми порциями. Чашка горького чая согревала застывшие, онемевшие пальцы, радовала зрение своим насыщенным, теплым цветом, а обоняние великолепным ароматом; чай жаркой волной опалял небо, одарял язык чередой тончайших вкусовых оттенков. Небо поражало своей синевой, и это было необыкновенно важно; трава была ярко-зеленой и блестящей, и в этом тоже был заложен глубокий смысл. Чудесно было ощутить ладонь друга, хлопающую тебя по спине, впитать в себя прикосновение человеческой руки.

Николаю его первый час после выхода на поверхность показался во многом схожим с тем, что происходило обычно с ним во время его мистических перенесений. В тот короткий промежуток времени, когда предметы принимали свой прежний вид, он чувствовал, что почти сливается с золотистым солнечным светом и свежими, душистыми травами.

Четверо молодых людей частенько теперь уходили в горы, и, несмотря на то, что они были только любителями, а их скромное самодельное снаряжение позволяло им спускаться только в неглубокие подземные лабиринты, считавшиеся довольно несложными по международным стандартам, все же каждая такая экспедиция становилась серьезной проверкой их силы духа, выдержки и физической ловкости. За рискованными спусками следовали ночи, полные дружеских бесед, сакэ и шуток, пусть не слишком удачных, но всегда вызывавших искренний смех и одобрение товарищей. В последующие годы своей жизни Николай приобрел широкую известность в кругах опытных спелеологов как участник весьма значительных подземных экспедиций, и все же он никогда не вспоминал о своих первых учебных погружениях в недра гор как о никчемных забавах в жизни.

К двадцати трем годам в жизни Николая установился определенный стиль, удовлетворявший, по большей части, все его потребности и в основном возместивший все его потери, если не считать потерю генерала Кисикавы. Для того чтобы избавиться от тоски по домашнему кружку Отакэ-сан, он заполнил свой дом в Асакусе людьми, которые охотно приняли на себя роли членов его семьи. Его детские и отроческие годы остались в прошлом, а вместе с ними и то главное, что обязательно им сопутствует, – любовь; но он утолял свою телесную жажду с необузданными и изобретательными сестрами Танака. Его прежнее увлечение го, дававшее тренировку его уму и дарившее наслаждение, сменилось теперь духовными и физическими радостями, которые приносила ему спелеология. Борьба, которой он также занимался, давала выход разъедающей его душу ненависти к тем, кто погубил его страну и его юность; во время тренировок Николай представлял себе противников с круглыми, а не узкими, как у людей, среди которых он вырос, глазами, и ему становилось легче.