Она улыбнулась своим фотографиям и покачала головой, глядя на них с нежностью собственника.
– Ну что ж, пора, пожалуй, перейти к нашему делу. Вы любите чай, мистер Хел?
Со вздохом глубокого облегчения она опустилась в кресло-качалку.
– Уж и не знаю, что бы я делала без чая!
– Вы ознакомились с информацией, которую я прислал вам, миссис Перкинс?
Он жестом отклонил предложенную ему мистером Эйблом чашку с чаем из пакетика.
Председатель чуть-чуть наклонилась вперед и положила свою теплую, пухлую ладонь на руку Хела.
– Почему бы вам не называть меня просто Ма? Все меня так называют.
– Вы ознакомились с информацией, миссис Перкинс?
Добродушная улыбка исчезла с ее лица, и в голосе ее зазвучали металлические нотки:
– Да, ознакомилась.
– Не забудьте, что я поставил предварительное условие к нашей беседе; вы должны пообещать мне, что мистеру Даймонду останется неизвестен тот факт, что я жив.
– Я принимаю ваше условие.
Она бросила быстрый взгляд на мистера Эйбла.
– Содержание нашей беседы с мистером Хелом должно остаться между нами. Это в полной мере касается и вас.
– Разумеется, Ма.
– И что же? – спросил Хел.
– Не стану делать вид, будто вы не прижали нас к стене, мистер Хел. По целому ряду причин нам не хотелось бы, чтобы все это всплыло именно теперь, когда ликвидирован энергетический законопроект Кракера. Если я правильно понимаю ситуацию, мы поступили бы весьма опрометчиво, попробовав предпринять какие-либо действия, направленные против вас, поскольку в этом случае компрометирующая информация немедленно попала бы на страницы европейских газет. В настоящее время она находится в руках человека, который известен “Толстяку” под кодовым именем Гном. Я не ошибаюсь?
– Нет.
– Итак, вопрос стоит только о цене, мистер Хел. Какова ваша цена?
– Мои требования включают несколько пунктов. Во-первых, вы отобрали у меня участок земли в Вайоминге. Я хочу получить эту землю обратно.
Председатель махнула своей пухлой ручкой, показывая, что не стоит даже и говорить о таких пустяках.
– И я требую, чтобы подчиненные вам компании прекратили все горнодобывающие работы в радиусе трехсот миль от моей земли.
Желваки на скулах у миссис Перкинс напряглись от еле сдерживаемого гнева, холодные глаза остановились на Хеле. Затем, моргнув пару раз, она произнесла:
– Хорошо.
– Во-вторых, у меня были деньги на счету в Швейцарском банке; вы их забрали оттуда.
– Да, да, мы вернем их. Это все?
– Нет, Я понимаю, что вы можете в любой момент отменить все ваши распоряжения. Поэтому мне придется оставить эту информацию в действии на неопределенный период времени. Если только вы попытаетесь причинить мне какой-либо вред, нарушив наши условия, кнопка будет отпущена.
– Понятно. “Толстяк” сообщил мне, что здоровье Гнома совсем плохо.
– Я слышал эти сплетни.
– Вы понимаете, что, если он умрет, вы останетесь без прикрытия?
– Не совсем так, миссис Перкинс. Не только он должен умереть, но и ваши люди должны быть уверены, что он умер, А насколько мне известно, вы так и не смогли установить его местонахождение и не имеете даже ни малейшего представления о том, как он выглядит. Я не сомневаюсь, что вы бросите все ваши силы на то, чтобы найти Гнома, но я могу поставить на что угодно, что он уже нашел себе убежище в таком месте, где вам никогда не удастся его отыскать.
– Посмотрим. У вас больше нет требований к нам?
– У меня еще есть требования. Ваши люди разрушили мой дом. Возможно, его уже не удастся отстроить заново, поскольку нет больше тех замечательных мастеров, которые его создавали. Но я все же собираюсь попробовать.
– Сколько?
– Четыре миллиона.
– Ни один дом не стоит четыре миллиона долларов!
– Теперь уже пять миллионов.
– Мой дорогой мальчик, я начинала свою карьеру, имея меньше четверти этой суммы, и если вы думаете…
– Шесть миллионов.
Миссис Перкинс крепко сжала губы. Наступила мертвая тишина, и мистер Эйбл, нервничая, отвел свой взгляд в сторону, стараясь не смотреть на этих двоих, которые сидели, глядя друг на друга через чайный столик, одна – холодно, пристально, другой – полуприкрыв веки над усмехающимися зелеными глазами.
Миссис Перкинс глубоко вздохнула, успокаиваясь.
– Прекрасно. Но это, надо думать, было ваше последнее условие.
– Не совсем так.
– Ваша цена достигла того максимума, при котором невозможна никакая торговля. Всему есть предел, и существует черта, за которой то, что идет во вред Компании, идет во вред Америке.
– Думаю, миссис Перкинс, вам понравится мое последнее условие. Если бы ваш Даймонд выполнил свою работу профессионально, если бы он не позволил личным чувствам примешаться к его действиям и влиять на ход дела, вам не пришлось бы сейчас оказаться в таком неприятном положении. Мое последнее требование таково: мне нужен Даймонд. И мне нужен олух из ЦРУ по имени Старр и тот палестинский идиот, которого вы называете мистер Хаман. Не рассматривайте это как дополнительную плату. Я оказываю вам услугу, наказывая их за непрофессионализм и некомпетентность.
– И это ваше последнее условие?
– Это мое последнее требование. Председатель повернулась к мистеру Эйблу:
– Как отнеслись ваши люди к гибели сентябристов во время аварии с самолетом?
– Они до сих пор думают, что это и в самом деле была авария. Мы не стали сообщать им о том, что это было убийство. Мы ждали ваших указаний, Ма.
– Ясно. Этот мистер Хаман… Он, кажется, родственник руководителя движения за освобождение Палестины?