Шибуми - Страница 164

164

Хела охватил внезапный порыв отчаяния. Бросить всю эту затею, добраться по воде до края пещеры, найти там какой-нибудь выступ, сесть на него и забыть обо всем, погрузившись в медитацию. Задача, стоявшая перед ним, казалась теперь слишком сложной, почти невыполнимой; вероятность того, что ему удастся отсюда выбраться, была слишком мала. Поначалу он думал, что проделать этот последний, нечеловечески трудный путь под водой, проплыв через отверстие “винного погреба” к солнцу и свету, с психологической точки зрения, будет гораздо легче всего того, через что ему пришлось уже пройти. С этого момента он окончательно лишался какого-либо выбора; позади оставалась тяжесть нависших каменных сводов, нелегкие подъемы и спуски, бесконечные переходы. Ему нужно было сделать только один, последний, отчаянный рывок, и именно отчаяние могло придать ему мужества. Теперь, без всякой страховки, он должен был напрячь все свои силы, действовать на пределе возможностей, для того чтобы проплыть под водой к устью реки. Будь с ним Ле Каго, ему, наоборот, пришлось бы поостеречься, не растрачивать зря энергию, чтобы хватило сил вернуться обратно в случае, если на пути возникнет какая-нибудь преграда или он окажется слишком длинным. Но в нынешней ситуации обратный путь был закрыт, когда шансы на успех, как он надеялся, должны были почти удвоиться.

И вот теперь… граненая пещера затоплена, и ему предстоит проплыть вдвое большее расстояние. Отчаяние уже не могло бы подхлестнуть его.

Так не лучше ли принять смерть с достоинством, вместо того чтобы метаться, пытаясь бороться с предназначенной тебе участью, точно охваченное паникой животное? Какие у него шансы выйти победителем в этой игре? Малейшее движение челюсти причиняло Хелу нестерпимую боль; плечо онемело, он не мог даже пошевелить рукой, без того чтобы тут же не ощутить, как ломит ключицу; ладони были страшно ободраны; да еще и это проклятое стекло на маске, которое вряд ли выдержит напор воды в подземном туннеле. Это нельзя было даже назвать азартной игрой. Это было все равно что бросать монетки, вызвав на состязание саму госпожу Судьбу, при том что этой своенравной даме годились и “орлы” и “решки”. Хел мог выиграть только в случае, если монетка встанет на ребро.

Понурившись, тяжело ступая, он побрел к той стене пещеры, где поток камней стекал вниз, поблескивая кристаллами, точно застывший сахарный сироп для леденцов. Он сядет там и будет ждать, пока жизнь не уйдет из него.

Магниевая вспышка зашипела и погасла, и вечный пещерный мрак навалился на Хела всей своей тяжестью, гася сознание. При каждом движении его век пятна света, будто крохотные кристаллики под микроскопом, описывали дугу в воздухе, прорезая темноту. Наконец плотная, непроницаемая тьма сомкнулась вокруг него.

Ничего на свете не могло сейчас быть легче, чем принять смерть с достоинством, с шибуми.

А Хана? А этот фанатичный священник из Третьего Мира, из-за которого погибли Ле Каго и Ханна Стерн? А Даймонд?

Ну что ж. Ничего не поделаешь, надо плыть, будь оно все проклято! Николай пристроил обтянутый резиновой пленкой фонарик между двумя выступами арагонита и в его свете приладил маску к баллону с воздушной смесью, со стоном затягивая крепления израненными пальцами. Осторожно перетянув ремнями свое ушибленное плечо, он открыл вентиль для притока воздуха и, так как стекло уже успело затуманиться от дыхания, побрызгал на него водой, чтобы протереть. Маска больно давила на его сломанную челюсть, но боль эту все же можно было терпеть.

Главное, что ноги его были целы, так что он мог плыть, отталкиваясь только ногами и держа фонарик в здоровой руке. Дойдя до того места, где было уже довольно глубоко, он лег на воду и поплыл – плыть оказалось легче, чем идти по воде.

Вода в пещере была кристально чистой и прозрачной, никакие живые организмы не нарушали этой чистоты, и луч фонарика просвечивал ее насквозь, до самого дна; в свете его весь подводный рельеф просматривался так отчетливо, словно над ним не было ничего, кроме воздуха. Хел совсем не чувствовал течения, пока не попал в глинистый сток; не то чтобы его что-нибудь толкало сзади, нет, его словно засасывало, увлекая вниз.

От давления у него заложило уши, и собственное дыхание гулко отдавалось в голове.

По мере того как Николай приближался к концу глинистого стока, тяга становилась сильнее; вода с силой крутила и влекла его тело к затопленному отстойнику “винного погреба”. Дальше ему уже не придется плыть; течение само понесет его, потащит за собой; ему же нужно будет направить все свои усилия на то, чтобы тормозить движение своего тела, стараться по возможности управлять им. Мощное течение было совершенно невидимо: в воде не заметно было ни пузырьков, ни каких-либо микроорганизмов; казалось, он неожиданно оказался во власти могучих, но тайных сил.

Только тогда, когда Николай попытался ухватиться за выступ, остановиться хоть на минутку, чтобы собраться, сосредоточиться, перед тем как его вынесет в отстойник, он в полной мере ощутил силу течения. Выступ вырвался у него из рук, его перевернуло на спину и потянуло вниз. Он изо всех сил старался вывернуться, повернуть назад, поджать ноги и сгруппироваться; ему необходимо было пройти в выходное отверстие ногами, а не головой, если он хотел иметь хоть какой-то шанс уцелеть и выплыть на поверхность. Если он войдет головой вперед и его ударит о какое-нибудь препятствие, все будет кончено.

Но стоило ему оказаться в отстойнике, как совершенно необъяснимо тяга вдруг ослабла и он стал медленно опускаться на дно, повернувшись ногами к треугольному отверстию трубы. Николай сделал глубокий вдох, собираясь с духом; ему вспомнилось, как течение подхватило пакеты с красящим порошком, и они исчезли в мгновение ока.

164