– А вам не приходила в голову такая возможность, что вы – просто молодая, не обремененная комплексами женщина, испытывающая вполне здоровое и несложное желание достигнуть оргазма? Или, с вашей точки зрения, этой мысли не хватает психологической тонкости?
Она взглянула на него и кивнула.
– Вы отлично умеете развенчать человека в его собственных глазах. Вы срываете с него все покровы, оставляя голым и беззащитным.
– Вы правы. Может быть, это было не слишком вежливо с моей стороны. Прощу прощения. Вот что я думаю о том, что сейчас происходит с вами. Вы чувствуете себя одинокой, всеми покинутой, вам тоскливо, и вы не знаете, как выйти из этого положения. Вам хочется, чтобы кто-нибудь пожалел вас, приласкал, утешил. Вы не знаете, как попросить об этом, потому что воспитаны в западных правилах и традициях; поэтому вы начинаете торговаться, предлагая свое тело в обмен на утешение и ласку. Этот торг вполне обычен для женщины Запада, В конце концов, ей ведь приходится иметь дело с западным мужчиной, чье понятие о социальном обмене довольно-таки ограничено, и поэтому ему требуется задаток в форме секса, так как только такой вид сделки может его удовлетворить. Мисс Стерн, вы можете, если хотите, спать сегодня ночью со мной. Я поддержу вас и успокою, если вы в этом нуждаетесь.
Глаза ее увлажнились от благодарности и слишком большого количества выпитого вина.
– Да, с удовольствием.
Однако животное, таящееся внутри каждого человека, редко удается укротить хорошими намерениями. Когда, откликаясь на ласки Ханны, Николай ощутил исходящие от нее яркие и светлые пульсирующие волны, свойственные сексуальному возбуждению, ответ его не был продиктован одним лишь желанием защитить девушку от одиночества и страха.
Вся она была необыкновенно чуткой и чувствительной – живой комок нервов, отзывающийся на каждое прикосновение. Она была еще очень юной, а потому ему стоило некоторых усилий увлажнить ее лоно, сделать его скользким и гладким, но, несмотря на это маленькое, чисто техническое неудобство, ему без особого труда удалось довести ее до оргазма.
Глаза ее опять закатились, она умоляюще простонала:
– Нет… пожалуйста… Я не могу больше! Я умру, если это повторится еще раз!
Но она уже не могла сдерживаться; судороги, все убыстряясь и усиливаясь, сотрясли ее тело; она задыхалась и билась в четвертом оргазме, а Хел все длил и длил его до тех пор, пока ее ногти не впились в ворс пледа, яростно разрывая его.
Николай вспомнил предупреждение Ханы, ее просьбу не отравлять жизнь девушки, заставив ее потом вечно сравнивать и мучиться от этого сравнения; сам он не ощущал настойчивой необходимости достигнуть кульминации, а потому бережно опустил ее, на подушки, ласково поглаживая, успокаивая, чувствуя, как каждая мышца на: ее ягодицах, на животе и на бедрах дрожит от напряжения после многократных, следовавших один за другим оргазмов; она лежала неподвижно, в невыразимо сладком забытьи, чувствуя, как тает и плавится ее тело.
Вымывшись ледяной талой водой, Хел поднялся в мезонин, в свою спальню.
Через некоторое время он ощутил ее тихое, молчаливое приближение. Он подвинулся, давая ей поудобнее устроиться в своих объятиях, сжав ее ноги между своими ногами. Уже засыпая, она сонно пробормотала:
– Николай!
– Пожалуйста, не называйте меня по имени, – прошептал он.
На мгновение она умолкла.
– Мистер Хел! Вы только не пугайтесь, потому что это скоро пройдет. Но сейчас, в эту минуту, я влюблена в вас.
– Не будьте дурочкой.
– Знаете, чего я хотела бы?
Он не ответил.
– Я хотела бы, чтобы скорее наступило утро, и я могла бы выйти и собрать для вас букет цветов… Этих “Глаз Осени”, которые мы сегодня видели.
Он хмыкнул и еще крепче обнял ее.
– Спокойной ночи, мисс Стерн.
Было уже позднее утро, когда Хана услышала всплеск камня, упавшего а ручей. Выйдя из дома, она увидела Николая, передвигающего поющие камни; штаны его были закатаны до колен, с рук стекала вода.
– Получится ли у меня когда-нибудь что-нибудь из этого, Хана?
Она покачала головой:
– Только ты сможешь узнать об этом, Никко. Как Ханна? Все в порядке? Ты хорошо устроил ее там, наверху?
– Да. Я думаю, девушки уже нагрели воду. У тебя нет желания принять ванну вместе со мной?
– С удовольствием.
Они сидели лицом друг к другу, по обыкновению ласково переплетя ноги; глаза их были закрыты, тела стали словно бы невесомыми.
– Надеюсь, ты был добр к ней, – пробормотала Хана сонно.
– Да.
– А ты? Как это было для тебя?
– Для меня? – Он открыл глаза. – Мадам, есть ли у вас сейчас какие-нибудь срочные дела по расписанию?
– Мне нужно заглянуть в мой camet de bal<Бальный блокнотик (франц.) – книжечка, в которую девушки записывали кавалеров, заранее пригласивших их на танец>, но есть вероятность, что я найду минутку и для вас.
Вскоре после полудня, когда возникла хоть какая-то надежда, что местная телефонная связь заработает, Хел заказал разговор с Соединенными Штатами по тому номеру, который оставил ему Даймонд. Он решил сообщить Компании о том, что Ханна Стерн приняла решение вернуться домой, не трогая сентябристов. Он предвидел, какое удовлетворение доставит Даймонду мысль, что он напугал Николая Хела и вывел его из игры, но, так же как похвала этого человека не могла быть Хелу приятной, так и его насмешка не могла смутить его.
Хел знал, что пройдет больше часа, прежде чем медлительная и старчески неповоротливая телефонная сеть соединит его с нужным номером, и решил провести это время, осматривая свои владения. Он чувствовал себя беспечным, как мальчишка, ощущал необыкновенную доброжелательность ко всем и ко всему, наслаждаясь тем блаженным чувством легкой, беспричинной радости, какое охватывает человека, когда он только что столкнулся лицом к лицу с опасностью и счастливо избежал ее. Было множество неясных, но от этого не менее важных причин, по которым он очень боялся браться за дело, таившее в себе столько личностных напластований.